На 171-м разъезде уцелело двенадцать дворов, пожарный сарай да приземистый длинный пакгауз, выстроенный в начале века из подогнанных валунов. В последнюю бомбежку рухнула водонапорная башня, и поезда перестали здесь останавливаться, Немцы прекратили налеты, но кружили над разъездом ежедневно, и командование на всякий случай держало там две зенитные счетверенки.
Шел май 1942 года. На западе (в сырые ночи оттуда доносило тяжкий гул артиллерии) обе стороны, на два метра врывшись в землю, окончательно завязли в позиционной войне; на востоке немцы день и ночь бомбили канал и Мурманскую дорогу; на севере шла ожесточенная борьба за морские пути; на юге продолжал упорную борьбу блокированный Ленинград.
А здесь был курорт. От тишины и безделья солдаты млели, как в парной, а в двенадцати дворах оставалось еще достаточно молодух и вдовушек, умевших добывать самогон чуть ли не из комариного писка. Три дня солдаты отсыпались и присматривались; на четвертый начинались чьи-то именины, и над разъездом уже не выветривался липкий запах местного первача.
Комендант разъезда, хмурый старшина Васков, писал рапорты по команде. Когда число их достигало десятка, начальство вкатывало Васкову очередной выговор и сменяло опухший от веселья полувзвод. С неделю после этого комендант кое-как обходился своими силами, а потом все повторялось сначала настолько точно, что старшина в конце концов приладился переписывать прежние рапорты, меняя в них лишь числа да фамилии.
- Чепушиной занимаетесь! - гремел прибывший по последним рапортам майор. - Писанину развели! Не комендант, а писатель какой-то!..
- Шлите непьющих, - упрямо твердил Васков: он побаивался всякого громогласного начальника, но талдычил свое, как пономарь. - Непьющих и это… Чтоб, значит, насчет женского пола.
- Евнухов, что ли?
- Вам виднее, - осторожно говорил старшина..
- Ладно, Васков!… - распаляясь от собственной строгости, сказал майор. - Будут тебе непьющие. И насчет женщин тоже будут как положено. Но гляди, старшина, если ты и с ними не справишься…
- Так точно, - деревянно согласился комендант.
Майор увез не выдержавших искуса зенитчиков, на прощание еще раз пообещав Васкову, что пришлет таких, которые от юбок и самогонки нос будут воротить живее, чем сам старшина. Однако выполнить это обещание оказалось не просто, поскольку за три дня не прибыло ни одного человека.
- Вопрос сложный, - пояснил старшина квартирной своей хозяйке Марии Никифоровне. - Два отделения - это же почти что двадцать человек непьющих. Фронт перетряси, и то - сомневаюсь…
Опасения его, однако, оказались необоснованными, так как уже утром хозяйка сообщила, что зенитчики прибыли. В тоне ее звучало что-то вредное, но старшина со сна не разобрался, а спросил о том, что тревожило:
- С командиром прибыли?
- Не похоже, Федот Евграфыч.
- Слава богу! - Старшина ревниво относился к своему комендантскому положению. - Власть делить - это хуже нету.
- Погодите радоваться, - загадочно улыбалась хозяйка.
- Радоваться после войны будем, - резонно сказал Федот Евграфыч, надел фуражку и вышел.
И оторопел: перед домом стояли две шеренги сонных девчат. Старшина было решил, что спросонок ему померещилось, поморгал, но гимнастерки на бойцах по-прежнему бойко торчали в местах, солдатским уставом не предусмотренных, а из-под пилоток нахально лезли кудри всех цветов и фасонов.
- Товарищ старшина, первое и второе отделения третьего взвода пятой роты отдельного зенитно-пулеметного батальона прибыли в ваше распоряжение для охраны объекта, - тусклым голосом отрапортовала старшая. - Докладывает помкомвзвода сержант Кирьянова.
- Та-ак, - совсем не по-уставному сказал комендант. - Нашли, значит, непьющих…
Целый день он стучал топором: строил нары в пожарном сарае, поскольку зенитчицы на постой к хозяйкам становиться не согласились. Девушки таскали доски, держали, где велел, и трещали как сороки. Старшина хмуро отмалчивался: боялся за авторитет.
- Из расположения без моего слова ни ногой, - объявил он, когда все было готово.
- Даже за ягодами? - бойко спросила рыжая. Васков давно уже приметил ее.
- Ягод еще нет, - сказал он.
- А щавель можно собирать? - поинтересовалась Кирьянова. - Нам без приварка трудно, товарищ старшина, - отощаем.
Федот Евграфыч с сомнением повел глазом по туго натянутым гимнастеркам, но разрешил:
- Не дальше речки. Аккурат в пойме прорва его.
На разъезде наступила благодать, но коменданту от этого легче не стало. Зенитчицы оказались девахами шумными и задиристыми, и старшина ежесекундно чувствовал, что попал в гости в собственный дом: боялся ляпнуть не то, сделать не так, а уж о том, чтобы войти куда без стука, не могло теперь быть и речи, и, если он забывал когда об этом, сигнальный визг немедленно отбрасывал его на прежние позиции. Пуще же всего Федот Евграфыч страшился намеков и шуточек насчет возможных ухаживаний и поэтому всегда ходил, уставясь в землю, словно потерял денежное довольствие за последний месяц.
- Да не бычьтесь вы, Федот Евграфыч, - сказала хозяйка, понаблюдав за его общением с подчиненными. - Они вас промеж себя стариком величают, так что глядите на них соответственно.
Федоту Евграфычу этой весной исполнилось тридцать два, и стариком он себя считать не согласился. Поразмыслив, он пришел к выводу, что все это есть меры, предпринятые хозяйкой для упрочения собственных позиций: она-таки растопила лед комендантского сердца в одну из весенних ночей и теперь, естественно, стремилась укрепиться на завоеванных рубежах.
Ночами зенитчицы азартно лупили из всех восьми стволов по пролетающим немецким самолетам, а днем разводили бесконечные постирушки: вокруг пожарного сарая вечно сушились какие-то их тряпочки. Подобные украшения старшина считал неуместными и кратко информировал об этом сержанта Кирьянову:
- Демаскирует.
- А есть приказ, - не задумываясь, сказала она.
- Какой приказ?
- Соответствующий. В нем сказано, что военнослужащим женского пола разрешается сушить белье на всех фронтах.
Комендант промолчал: ну их, этих девок, к ляду! Только свяжись: хихикать будут до осени…
Дни стояли теплые, безветренные, и комара народилось такое количество, что без веточки и шагу не ступишь. Но веточка - это еще ничего, это еще вполне допустимо для военного человека, а вот то, что вскоре комендант начал на каждом углу хрипеть да кхекать, словно и вправду был стариком, - вот это было совсем уж никуда не годно.
А началось все с того, что жарким майским днем завернул он за пакгауз и обмер: в глаза брызнуло таким неистово белым, таким тугим да еще восьмикратно помноженным телом, что Васкова аж в жар кинуло: все первое отделение во главе с командиром младшим сержантом Осяниной загорало на казенном брезенте в чем мать родила. И хоть бы завизжали, что ли, для приличия, так нет же: уткнули носы в брезент, затаились, и Федоту Евграфычу пришлось пятиться, как мальчишке из чужого огорода. Вот с того дня и стал он кашлять на каждом углу, будто коклюшный.
А эту Осянину он еще раньше выделил: строга. Не засмеется никогда, только что поведет чуть губами, а глаза по-прежнему серьезными остаются. Странная была Осянина, и поэтому Федот Евграфыч осторожно навел справочки через свою хозяйку, хоть и понимал, что той поручение это совсем не для радости.
- Вдовая она, - поджав губы, через день доложила Мария Никифоровна. - Так что полностью в женском звании состоит: можете игры заигрывать.
Старшина промолчал: бабе все равно не докажешь. Взял топор, пошел во двор: лучше нету для дум времени, как дрова колоть. А дум много накопилось, и следовало их привести в соответствие.
Ну, прежде всего, конечно, дисциплина. Ладно, не пьют бойцы, с жительницами не любезничают - это все так. А внутри - беспорядок:
- Люда, Вера, Катенька - в караул! Катя - разводящая. Разве это команда? Развод караулов полагается по всей строгости делать, по уставу. А это насмешка полная, это надо порушить, а как? Попробовал он насчет этого со старшей, с Кирьяновой, поговорить, да у нее один ответ:
- А у нас разрешение, товарищ старшина. От командующего. Лично.
Смеются, черти…
- Стараешься, Федот Евграфыч?
Обернулся: соседка во двор заглядывает, Полинка Егорова. Самая беспутная из всего населения: именины в прошлом месяце четыре раза справляла.
- Ты не очень-то утруждайся, Федот Евграфыч. Ты теперь один у нас остался, вроде как на племя.
Хохочет. И ворот не застегнут: вывалила на плетень прелести, точно булки из печи.
- Ты теперь по дворам ходить будешь, как пастух. Неделю в одном дворе, неделю - в другом. Такая у нас, у баб, договоренность насчет тебя.
- Ты, Полина Егорова, совесть поимей. Солдатка ты или дамочка какая? Вот и веди соответственно.
- Война, Евграфыч, все спишет. И с солдат и с солдаток.
Вот ведь петля какая! Выселить надо бы, а как? Где они, гражданские власти? А ему она не подчинена: он этот вопрос с крикуном майором провентилировал.
Да, дум набралось кубометра на два, не меньше. И с каждой думой совершенно особо разобраться надо. Совершенно особо…
Все-таки большая помеха, что человек он почти что без образования. Ну, писать-читать умеет и счет знает в пределах четырех классов, потому что аккурат в конце этого, четвертого, у него медведь отца заломал. Вот девкам бы этим смеху было, если б про медведя узнали! Это ж надо: не от газов в мировую, не от клинка в гражданскую, не от кулацкого обреза, не своей смертью даже - медведь заломал! Они, поди, медведя этого в зверинцах только и видели…
Из дремучего угла ты, Федот Васков, в коменданты выполз. А они, не гляди что рядовые, - наука: упреждение, квадрант, угол сноса. Классов семь, а то и все девять, по разговору видно. От девяти четыре отнять - пять останется. Выходит, он от них на больше отстал, чем сам имеет…
Невеселыми думы были, и от этого рубал Васков дрова с особой яростью. А кого винить? Разве что медведя того, невежливого…
Странное дело: до этого он жизнь свою удачливой считал. Ну не то чтоб совсем уж двадцать одно выходило, но жаловаться не стоило. Все-таки он со своими неполными четырьмя классами полковую школу окончил и за десять лет до старшинского звания дослужился. По этой линии ущерба не было, но с других концов, случалось, судьба флажками обкладывала и два раза прямо в упор из всех стволов саданула, но Федот Евграфыч устоял все ж таки. Устоял…
Незадолго перед финской женился он на санитарке из гарнизонного госпиталя. Живая бабенка попалась: все бы ей петь да плясать, да винцо попивать. Однако мальчонку родила. Игорьком назвали: Игорь Федотыч Васков. Тут финская началась, Васков на фронт уехал, а как вернулся назад с двумя медалями, так его в первый раз и шарахнуло: пока он там в снегах загибался, жена вконец завертелась с полковым ветеринаром и отбыла в южные края. Федот Евграфыч развелся с нею немедля, мальца через суд вытребовал и к матери в деревню отправил. А через год мальчонка его помер, и с той поры Васков улыбнулся-то всего три раза: генералу, что орден ему вручал, хирургу, осколок из плеча вытащившему, да хозяйке своей Марии Никифоровне, за догадливость.
Вот за тот осколок и получил он свой теперешний пост. В пакгаузе имущество кое-какое осталось, часовых не ставили, но, учредив комендантскую должность, поручили ему пакгауз тот блюсти. Трижды в день обходил старшина объект, замки пробовал и в книге, которую сам же завел, делал одну и ту же запись: «Объект осмотрен. Нарушений нет». И время осмотра, конечно.
Спокойно служилось старшине Васкову. Почти до сегодня спокойно. А теперь…
Вздохнул старшина.

2

Из всех довоенных событий Рита Муштакова ярче всего помнила школьный вечер - встречу с героями-пограничниками. И хоть не было на этом вечере Карацупы, а собаку звали совсем не Индус, Рита помнила этот вечер так, словно он только-только окончился и застенчивый лейтенант Осянин все еще шагал рядом по гулким деревянным тротуарам маленького приграничного городка. Лейтенант еще никаким не был героем, в состав делегации попал случайно и ужасно стеснялся.
Рита тоже была не из бойких: сидела в зале, не участвуя ни в приветствиях, ни в самодеятельности, и скорее согласилась бы провалиться сквозь все этажи до крысиного подвала, чем первой заговорить с кем-либо из гостей моложе тридцати. Просто они с лейтенантом Осяниным случайно оказались рядом и сидели, боясь шевельнуться и глядя строго перед собой. А потом школьные затейники организовали игру, и им опять выпало быть вместе. А потом был общий фант: станцевать вальс - и они станцевали. А потом стояли у окна. А потом… Да, потом он пошел ее провожать.
И Рита страшно схитрила: повела его самой дальней дорогой. А он все равно молчал и только курил, каждый раз робко спрашивая у нее разрешения. И от этой робости сердце Риты падало прямо в коленки.
Они даже простились не за руку: просто кивнули друг другу, и все. Лейтенант уехал на заставу и каждую субботу писал ей очень короткое письмо. А она каждое воскресенье отвечала длинным. Так продолжалось до лета: в июне он приехал в городок на три дня, сказал, что на границе неспокойно, что отпусков больше не будет и поэтому им надо немедленно пойти в загс.
Рита нисколько не удивилась, но в загсе сидели бюрократы и отказались регистрировать, потому что до восемнадцати ей не хватало пяти с половиной месяцев. Но они пошли к коменданту города, а от него - к ее родителям и все-таки добились своего.
Рита была первой из их класса, кто вышел замуж. И не за кого-нибудь, а за красного командира, да еще пограничника. И более счастливой девушки на свете просто не могло быть.
На заставе ее сразу выбрали в женский совет и записали во все кружки. Рита училась перевязывать раненых и стрелять, скакать на лошади, метать гранаты и защищаться от газов. Через год она родила мальчика (назвали его Альбертом - Аликом), а еще через год началась война.
В тот первый день она оказалась одной из немногих, кто не растерялся, не ударился в панику. Она вообще была спокойная и рассудительная, но тогда ее спокойствие объяснялось просто: Рита еще в мае отправила Алика к своим родителям и поэтому могла заниматься спасением чужих детей.
Застава держалась семнадцать дней. Днем и ночью Рита слышала далекую стрельбу. Застава жила, а с нею жила и надежда, что муж цел, что пограничники продержатся до прихода армейских частей и вместе с ними ответят ударом на удар, - на заставе так любили петь: «Ночь пришла, и тьма границу скрыла, но ее никто не перейдет, и врагу мы не позволим рыло сунуть в наш советский огород…» Но шли дни, а помощи не было, и на семнадцатые сутки застава замолчала.
Риту хотели отправить в тыл, а она просилась в бой. Ее гнали, силой запихивали в теплушки, но настырная жена заместителя начальника заставы старшего лейтенанта Осянина через день снова появлялась в штабе укрепрайона. В конце концов взяли санитаркой, а через полгода послали в полковую зенитную школу.
А старший лейтенант Осянин погиб на второй день войны в утренней контратаке. Рита узнала об этом уже в июле, когда с павшей заставы чудом прорвался сержант-пограничник. Начальство ценило неулыбчивую вдову героя-пограничника: отмечало в приказах, ставило в пример и поэтому уважило личную просьбу - направить по окончании школы на тот участок, где стояла застава, где погиб муж в яростном штыковом бою. Фронт тут попятился немного: зацепился за озера, прикрылся лесами, влез в землю и замер где-то между бывшей заставой и тем городком, где познакомился когда-то лейтенант Осянин с ученицей девятого «Б»…
Теперь Рита была довольна: она добилась того, чего хотела. Даже гибель мужа отошла куда-то в самый тайный уголок памяти: у нее была работа, обязанность и вполне реальные цели для ненависти. А ненавидеть она научилась тихо и беспощадно и хоть не удалось пока ее расчету сбить вражеский самолет, но немецкий аэростат прошить ей все-таки удалось. Он вспыхнул, съежился; корректировщик выбросился из корзины и камнем полетел вниз.
- Стреляй, Рита!.. Стреляй! - кричали зенитчицы. А Рита ждала, не сводя перекрестия с падающей точки. И когда немец перед самой землей рванул парашют, уже благодаря своего немецкого бога, она плавно нажала гашетку. Очередью из четырех стволов начисто разрезало черную фигуру, девчонки крича от восторга, целовали ее, а она улыбалась наклеенной улыбкой. Всю ночь ее трясло. Помкомвзвода Кирьянова отпаивала чаем, утешала:
- Пройдет, Ритуха. Я, когда первого убила, чуть не померла, ей-богу. Месяц снился, гад…
Кирьянова была боевой девахой: еще в финскую исползала с санитарной сумкой не один километр передовой, имела орден. Рита уважала ее за характер, но особо не сближалась.
Впрочем, Рита вообще держалась особняком: в отделении у нее были сплошь девчонки-комсомолки. Не то чтобы младше, нет: просто - зеленые. Не знали они ни любви, ни материнства, ни горя, ни радости, болтали о лейтенантах да поцелуйчиках, а Риту это сейчас раздражало.
- Спать!.. - коротко бросала она, выслушав очередное признание. - Еще услышу о глупостях - настоишься на часах вдоволь.
- Зря, Ритуха, - лениво пеняла Кирьянова. - Пусть себе болтают: занятно.
- Пусть влюбляются - слова не скажу. А так, лизаться по углам - этого я не понимаю.
- Пример покажи, - улыбнулась Кирьянова. И Рита сразу замолчала. Она даже представить не могла, что такое может случиться: мужчин для нее не существовало. Один был мужчина - тот, что вел в штыковую поредевшую заставу на втором рассвете войны. Жила, затянутая ремнем. На самую последнюю дырочку затянутая.
Перед маем расчету досталось: два часа вели бой с юркими «мессерами». Немцы заходили с солнца, пикировали на счетверенки, плотно поливая огнем. Убили подносчицу - курносую, некрасивую толстуху, всегда что-то жевавшую втихомолку, легко ранили еще двоих. На похороны прибыл комиссар части, девочки ревели в голос. Дали салют над могилой, а потом комиссар отозвал Риту в сторону:
- Пополнить отделение нужно.
Рита промолчала.
- У вас здоровый коллектив, Маргарита Степановна. Женщины на фронте, сами знаете, - объект, так сказать, пристального внимания. И есть случаи, когда не выдерживают.
Рита опять промолчала. Комиссар потоптался, закурил, сказал приглушенно:
- Один из штабных командиров - семейный, между прочим, - завел себе, так сказать, подругу. Член Военного совета, узнав, полковника того в оборот взял, а мне приказал подругу эту, так сказать, к делу определить. В хороший коллектив.
- Давайте, - сказала Рита.
Наутро увидела и залюбовалась: высокая, рыжая, белокожая. А глаза детские: зеленые, круглые, как блюдца.
- Боец Евгения Комелькова в ваше распоряжение…
Тот день банным был, и, когда наступило их время, девушки в предбаннике на новенькую, как на чудо, глядели:
- Женька, ты русалка!
- Женька, у тебя кожа прозрачная!
- Женька, с тебя скульптуру лепить!
- Женька, ты же без лифчиков ходить можешь!
- Ой, Женька, тебя в музей нужно! Под стекло на черном бархате…
- Несчастная баба! - вздохнула Кирьянова. - Такую фигуру в обмундирование паковать - это ж сдохнуть легче.
- Красивая, - осторожно поправила Рита. - Красивые редко счастливыми бывают.
- На себя намекаешь? - усмехнулась Кирьянова.
И Рита опять замолчала: нет, не выходила у нее дружба с помкомвзвода Кирьяновой. Никак не выходила.
А с Женькой вышла. Как-то сама собой, без подготовки, без прощупывания: взяла Рита и рассказала ей свою жизнь. Укорить хотела отчасти, а отчасти - пример показать и похвастаться. А Женька в ответ не стала ни жалеть, ни сочувствовать. Сказала коротко:
- Значит, и у тебя личный счет имеется.
Сказано было так, что Рита - хоть и знала про полковника досконально - спросила:
- И у тебя тоже?
- А я одна теперь. Маму, сестру, братишку - всех из пулемета уложили.
- Обстрел был?
- Расстрел. Семьи комсостава захватили и - под пулемет. А меня эстонка спрятала в доме напротив, и я видела все. Все! Сестренка последней упала - специально добивали…
- Послушай, Женька, а как же полковник? - шепотом спросила Рита. - Как же ты могла, Женька…
- А вот могла! - Женька с вызовом тряхнула рыжей шевелюрой. - Сейчас воспитывать начнешь или после отбоя?
Женькина судьба перечеркнула Ритину исключительность, и - странное дело! - Рита словно бы чуть оттаяла, словно бы дрогнула где-то, помягчела. Даже смеялась иногда, даже пела с девчонками, но самой собой была только с Женькой наедине.
Рыжая Комелькова, несмотря на все трагедии, была чрезвычайно общительной и озорной. То на потеху всему отделению лейтенанта какого-нибудь до онемения доведет, то на перерыве под девичье «ля-ля» цыганочку спляшет по всем правилам, то вдруг роман рассказывать начнет - заслушаешься.
- На сцену бы тебя, Женька! - вздыхала Кирьянова. - Такая баба пропадает!
Так и кончилось Ритино старательно охраняемое одиночество: Женька все перетряхнула. В отделении у них замухрышка одна была, Галка Четвертак. Худющая, востроносая, косички из пакли и грудь плоская, как у мальчишки. Женька ее в бане отскребла, прическу соорудила, гимнастерку подогнала - расцвела Галка. И глазки вдруг засверкали, и улыбка появилась, и грудки, как грибы, выросли. И поскольку Галка эта от Женьки больше и на шаг не отходила, стали они теперь втроем: Рита, Женька и Галка.
Известие о переводе с передовой на объект зенитчицы встретили в штыки. Только Рита промолчала: сбегала в штаб, поглядела карту, сказала:
- Пошлите мое отделение.
Девушки удивились, Женька подняла бунт, но на следующее утро вдруг переменилась: стала за разъезд агитировать. Почему, отчего - никто не понимал, но примолкли: значит, надо, Женьке верили. Разговоры сразу утихли, начали собираться. А как прибыли на разъезд, Рита, Женька и Галка стали вдруг пить чай без сахара.
Через три ночи Рита исчезла из расположения. Скользнула из пожарного сарая, тенью пересекла сонный разъезд и растаяла в мокром от росы ольшанике. По заглохшей лесной дороге выбралась на шоссе и остановила первый грузовик.
- Далеко собралась, красавица? - спросил усатый старшина: ночью в тыл ходили машины за припасами, и сопровождали их люди, далекие от строевой и уставов.
- До города подбросите?
Из кузова уже тянулись руки. Не ожидая разрешения, Рита встала на колесо и вмиг оказалась наверху. Усадили на брезент, набросили ватник.
- Подремли, деваха, часок...
А утром была на месте. - Лида, Рая - в наряд!
Никто не видал, а Кирьянова узнала: доложили. Ничего не сказала, усмехнулась про себя: «Завела кого-то, гордячка. Пусть ее, может, оттает…»
И Васкову - ни слова. Впрочем, Васкова никто из девушек не боялся, а Рита - меньше всех. Ну, бродит по разъезду пенек замшелый: в запасе двадцать слов, да и те из уставов. Кто же его всерьез-то принимать будет?
Но форма есть форма, а в армии особенно. И форма эта требовала, чтобы о ночных путешествиях Риты не знал никто, кроме Женьки да Галки Четвертак.
Откочевывали в городишко сахар, галеты, пшенный концентрат, а когда и банки с тушенкой. Шальная от удач Рита бегала туда по две-три ночи в неделю: почернела, осунулась. Женька укоризненно шипела в ухо:
- Зарвалась ты, мать! Налетишь на патруль, либо командир какой заинтересуется - и сгоришь.
- Молчи, Женька, я везучая!
У самой от счастья глаза светятся: разве с такой серьезно поговоришь? Женька только расстраивалась:
- Ой, гляди, Ритка!
То, что о ее путешествиях Кирьянова знает, Рита быстро догадалась по взглядам да усмешечкам. Обожгли ее эти усмешечки, словно она и впрямь своего старшего лейтенанта предавала. Потемнела, хотела одернуть - Женька не дала. Уцепилась, уволокла в сторону:
- Пусть, Рита, пусть что хочет думает!
Рита опомнилась: правильно. Пусть любую грязь сочиняет, лишь бы помалкивала, не мешала, Васкову бы не донесла. Занудит, запилит - света невзвидишь. Пример был: двух подружек из первого отделения старшина за рекой поймал. Четыре часа - с обеда до ужина - мораль читал: устав наизусть цитировал, инструкции, наставления. Довел девчонок до третьих слез: не то что за реку - со двора зареклись выходить.
Но Кирьянова пока молчала.
Стояли безветренные белые ночи. Длинные - от зари до зари - сумерки дышали густым настоем зацветающих трав, и зенитчицы до вторых петухов пели песни у пожарного сарая. Рита таилась теперь только от Васкова, исчезала через две ночи на третью вскоре после ужина, а возвращалась перед подъемом.
Эти возвращения Рита любила больше всего. Опасность попасться на глаза патрулю была уже позади, и теперь можно было спокойно шлепать босыми ногами по холодной до боли росе, забросив связанные ушками сапоги за спину. Шлепать и думать о свидании, о жалобах матери и о следующей самоволке. И оттого, что следующее свидание она может планировать сама, не завися или почти не завися от чужой воли, Рита была счастлива. Но шла война, распоряжаясь по своему усмотрению человеческими жизнями, и судьбы людей переплетались причудливо и непонятно. И, обманывая коменданта тихого 171-го разъезда, младший сержант Маргарита Осянина и знать не знала, что директива имперской службы СД за №С219/702 с грифом «ТОЛЬКО ДЛЯ КОМАНДОВАНИЯ» уже подписана и принята к исполнению.

«А зори здесь тихие…» - произведение, написанное Борисом Васильевым, о судьбах пяти девушек-зенитчиц и их командира во время Великой Отечественной войны.

Глава 1 «А зори здесь тихие…»

Май 1942 года. На 171 железнодорожном разъезде, оказавшемся внутри военных действий, уцелело несколько дворов. Немцы прекратили бомбежки. На случай налета командованием были оставлены две зенитные установки. Жизнь на разъезде была тихой и спокойной, зенитчики не выдерживали искушения женским вниманием и самогоном, и по рапорту коменданта разъезда старшины Баскова стали только пить и гулять…Васков просил прислать непьющих.

Прибыли «непьющие» зенитчики — молоденькие девушки.

На разъезде стало спокойно. Девушки над старшиной подтрунивали, Васков чувствовал себя неловко в присутствии «ученых» бойцов: образования у него было всего 4 класса. Главное же беспокойство вызывал внутренний «беспорядок» героинь – они все делали не по уставу.

Глава 2 «А зори здесь тихие…»

Потеряв мужа, Рита Осянина, командир отделения зенитчиц, стала суровой и замкнутой. Однажды убили подносчицу, и вместо нее прислали красавицу Женю Комелькову, на глазах которой немцы расстреляли близких. Несмотря на пережитую трагедию. Женя открыта и озорна. Рита и Женя подружились, и Рита пришла в себя.

Их подругой становится заморыш Галя Четвертак.

Услышав о возможности перевода с передовой на разъезд, Рита оживляется – оказывается, у нее рядом с разъездом в городе сын. По ночам Рита бегает навещать сына.

Глава 3 «А зори здесь тихие…»

Возвращаясь из самовольной отлучки через лес, Осянина обнаруживает двух незнакомцев в маскировочных халатах, с оружием и пакетами в руках. Она рассказывает об этом коменданту разъезда. Старшина понимает, что она столкнулась с немецкими диверсантами, двигающимися в сторону железной дороги, и решает идти на перехват противника. В распоряжение Васкова выделены 5 девушек-зенитчиц. Беспокоясь за них, старшина старается подготовить свою «гвардию» к встрече с немцами и подбодрить.

Рита Осянина, Женя Комелькова, Лиза Бричкина, Галя Четвертак и Соня Гурвич со старшим группы Васковым отправляются коротким путем к Вопь-озеру, где рассчитывают встретить и задержать диверсантов.

Глава 4 «А зори здесь тихие…»

Федот Евграфыч благополучно проводит своих бойцов через болота, минуя топи (только Галя Четвертак теряет в болоте сапог), к озеру. Здесь тихо, как во сне.

Глава 5 «А зори здесь тихие…»

Рассчитывая быстро справиться с двумя диверсантами, Васков все-таки «для подстраховки» выбрал и путь отступления. В ожидании немцев девушки пообедали, старшина дал боевой приказ задержать немцев при их появлении, и все заняли позиции.

Галя Четвертак, промокшая в болоте, заболела.

Немцы появились утром: но их оказалось их не двое, а шестнадцать.

Глава 6 «А зори здесь тихие…»

Понимая, что пять девушек с фашистами не справиться, Васков посылает «лесную» жительницу Лизу Бричкину на разъезд, что получить подкрепление.

Стараясь спугнуть немцев и заставить их идти в обход, Васков с девушками делают вид, что в лесу работают лесорубы. Они громко перекликаются, палят костры, старшина рубит деревья, а отчаянная Женька даже купается в реке на виду у диверсантов.

Немцы ушли, и все думали, что самое страшное миновало…

Глава 7 «А зори здесь тихие…»

Лиза спешила, думая о Васкове, и пропустила приметную сосну, возле которой нужно было повернуть. С трудом двигаясь в болотной жиже, оступилась – и потеряла тропу. Она увязла в болоте и утонула.

Глава 8 «А зори здесь тихие…»

Васков, понимающий, что враг хоть и скрылся, но может напасть на отряд в любую минуту, идет с Ритой в разведку. Выяснив, что немцы обосновались на привале, старшина принимает решение поменять расположение группы и отправляет Осянину за девушками. Васков расстраивается, обнаружив, что забыл кисет. Увидев это, Соня Гурвич бежит забрать кисет.

Васков не успевает остановить девушку. Через некоторое время ему слышится крик. Догадываясь, что может означать этот звук, Федот зовет с собой Женю Комелькову и идет на прежнюю позицию. Вдвоем они находят убитую врагами Соню.

Глава 9 «А зори здесь тихие…»

Васков с яростью преследовал диверсантов, чтобы отомстить за смерть Сони. Незаметно подобравшись к идущим без опаски «фрицам», старшина убивает первого, на второго сил не хватает. Женя спасает Васкова от гибели, убивая немца прикладом. Федот Евграфыч страдал из-за гибели Сони. Но, понимая состояние Женьки, которая мучительно переносит совершенное ею убийство, объясняет, что враги сами преступили человеческие законы и потому ей надо понять: «не люди это, не человеки, не звери даже – фашисты» .

Глава 10 «А зори здесь тихие…»

Все похоронил Соню и двинулся дальше. Выглянув из-за очередного валуна, Васков увидел немцев – те шли прямо на них. Начав встречный бой, девушки с командиром заставили диверсантов отступить, только Галя Четвертак от страха отбросила винтовку и упала на землю.

После боя старшина отменил собрание, где девушки хотели судить Галю за трусость, он объяснил ее поведение неопытностью и растерянностью.

Васков идет в разведку и в целях воспитания берет с собой Галю.

Глава 11 «А зори здесь тихие…»

Галя Четвертак шла вслед за Васковым. Она, всегда жившая в своем выдуманном мире, при виде убитой Сони была сломлена ужасом реальной войны.

Разведчики увидели трупы: раненых добили свои же. Диверсантов оставалось 12.

Спрятавшись с Галей в засаде, Васков готов расстреливать показавшихся немцев. Вдруг наперерез врагам кинулась ничего не соображающая Галя Четвертак, и была сражена автоматной очередью.

Старшина решил увести диверсантов как можно дальше от Риты и Жени. До ночи он метался между деревьями, шумел, кратко стрелял по мелькающим фигурам врага, кричал, увлекая немцев за собой все ближе к болотам. Раненый в руку, он спрятался на болоте.

На рассвете, выбравшись из болота, увидел старшина чернеющую на поверхности топи армейскую юбку Бричкиной, привязанную к шесту, и понял, что Лиза погибла в трясине.

Надежды на помощь теперь не было…

Глава 12 «А зори здесь тихие…»

С тяжелыми мыслями о том, что «проиграл он вчера всю свою войну» , но с надеждой, что живы Рита и Женька, Васков отправляется на поиски диверсантов. Набредает на заброшенную избу, оказавшуюся убежищем немцев. Наблюдает, как прячут они взрывчатку и уходят на разведку. Одного из оставшихся в ските врагов Васков убивает и забирает оружие.

На берегу речки, где вчера «спектакль фрицам устраивали» , старшина и девушки встречаются - с радостью, как сестры и брат. Старшина говорит о том, что Галя и Лиза погибли смертью храбрых, и о том, что всем им предстоит принять последний, по всей видимости, бой.

Глава 13 «А зори здесь тихие…»

Немцы вышли на берег, и бой начался. Одно знал Васков в этом бою: не отступать. Не отдавать немцу ни клочка на этом берегу. Как ни тяжело, как ни безнадежно – держать. Казалось Васкову, что он последний сын своей Родины и последний ее защитник. Отряд не давал немцам перейти на другой берег.

Риту тяжело ранило в живот осколком гранаты.

Отстреливаясь, Комелькова старалась увести за собой немцев. Веселая, улыбчивая и неунывающая Женька не даже не сразу поняла, что ее ранили – ведь глупо и невозможно было погибнуть в девятнадцать лет! Она стреляла, пока были патроны и силы. «Немцы добили ее в упор, а потом долго смотрели на ее гордое и прекрасное лицо…»

Глава 14 «А зори здесь тихие…»

Понимая, что умирает, Рита рассказывает Васкову о сыне Альберте и просит о нем позаботиться. Старшина делится с Осяниной своим впервые появившимся сомнением: стоило ли беречь канал и дорогу ценой гибели девочек, впереди у которых была вся жизнь? Но Рита считает, что Родина не с каналов начинается. Совсем не оттуда. А мы ее защищали. Сначала ее, а уж потом канал.

Васков направился навстречу врагам. Услышав слабый звук выстрела, вернулся. Рита застрелилась, не желая мучиться и быть обузой.

Похоронив Женю и Риту, обессилевший, Васков брел вперед, к заброшенному скиту. Ворвавшись к диверсантам, убил одного из них, четверых взял в плен. В бреду ведет раненый Васков диверсантов к своим, и, только поняв, что дошел, теряет сознание.

Эпилог

Из письма туриста (оно написано много лет спустя после окончания войны), отдыхающего на тихих озерах, мы узнаем, что приехавшие туда седой старик без руки и капитан-ракетчик Альберт Федотыч привезли мраморную плиту. Вместе с приезжими турист разыскивает могилу когда-то погибших здесь зенитчиц. Он замечает, какие здесь тихие зори…

Шел май 1942 года. На западе (в сырые ночи оттуда доносило тяжкий гул артиллерии) обе стороны, на два метра врывшись в землю, окончательно завязли в позиционной войне; на востоке немцы день и ночь бомбили канал и Мурманскую дорогу; на севере шла ожесточенная борьба за морские пути; на юге продолжал упорную борьбу блокированный Ленинград.

А здесь был курорт. От тишины и безделья солдаты млели, как в парной, а в двенадцати дворах оставалось еще достаточно молодух и вдовушек, умевших добывать самогон чуть ли не из комариного писка. Три дня солдаты отсыпались и присматривались; на четвертый начинались чьи-то именины, и над разъездом уже не выветривался липкий запах местного первача.

Комендант разъезда, хмурый старшина Васков, писал рапорты по команде. Когда число их достигало десятка, начальство вкатывало Васкову очередной выговор и сменяло опухший от веселья полувзвод. С неделю после этого комендант кое-как обходился своими силами, а потом все повторялось сначала настолько точно, что старшина в конце концов приладился переписывать прежние рапорты, меняя в них лишь числа да фамилии.

Чепушиной занимаетесь! - гремел прибывший по последним рапортам майор. - Писанину развели! Не комендант, а писатель какой-то!..

Шлите непьющих, - упрямо твердил Васков: он побаивался всякого громогласного начальника, но талдычил свое, как пономарь. - Непьющих и это… Чтоб, значит, насчет женского пола.

Евнухов, что ли?

Вам виднее, - осторожно говорил старшина..

Ладно, Васков!… - распаляясь от собственной строгости, сказал майор. - Будут тебе непьющие. И насчет женщин тоже будут как положено. Но гляди, старшина, если ты и с ними не справишься…

Так точно, - деревянно согласился комендант.

Майор увез не выдержавших искуса зенитчиков, на прощание еще раз пообещав Васкову, что пришлет таких, которые от юбок и самогонки нос будут воротить живее, чем сам старшина. Однако выполнить это обещание оказалось не просто, поскольку за три дня не прибыло ни одного человека.

Вопрос сложный, - пояснил старшина квартирной своей хозяйке Марии Никифоровне. - Два отделения - это же почти что двадцать человек непьющих. Фронт перетряси, и то - сомневаюсь…

Опасения его, однако, оказались необоснованными, так как уже утром хозяйка сообщила, что зенитчики прибыли. В тоне ее звучало что-то вредное, но старшина со сна не разобрался, а спросил о том, что тревожило:

С командиром прибыли?

Не похоже, Федот Евграфыч.

Слава богу! - Старшина ревниво относился к своему комендантскому положению. - Власть делить - это хуже нету.

Погодите радоваться, - загадочно улыбалась хозяйка.

Радоваться после войны будем, - резонно сказал Федот Евграфыч, надел фуражку и вышел.

И оторопел: перед домом стояли две шеренги сонных девчат. Старшина было решил, что спросонок ему померещилось, поморгал, но гимнастерки на бойцах по-прежнему бойко торчали в местах, солдатским уставом не предусмотренных, а из-под пилоток нахально лезли кудри всех цветов и фасонов.

Товарищ старшина, первое и второе отделения третьего взвода пятой роты отдельного зенитно-пулеметного батальона прибыли в ваше распоряжение для охраны объекта, - тусклым голосом отрапортовала старшая. - Докладывает помкомвзвода сержант Кирьянова.

Та-ак, - совсем не по-уставному сказал комендант. - Нашли, значит, непьющих…

Целый день он стучал топором: строил нары в пожарном сарае, поскольку зенитчицы на постой к хозяйкам становиться не согласились. Девушки таскали доски, держали, где велел, и трещали как сороки. Старшина хмуро отмалчивался: боялся за авторитет.

Из расположения без моего слова ни ногой, - объявил он, когда все было готово.

Даже за ягодами? - бойко спросила рыжая. Васков давно уже приметил ее.

Ягод еще нет, - сказал он.

А щавель можно собирать? - поинтересовалась Кирьянова. - Нам без приварка трудно, товарищ старшина, - отощаем.

Федот Евграфыч с сомнением повел глазом по туго натянутым гимнастеркам, но разрешил:

На разъезде наступила благодать, но коменданту от этого легче не стало. Зенитчицы оказались девахами шумными и задиристыми, и старшина ежесекундно чувствовал, что попал в гости в собственный дом: боялся ляпнуть не то, сделать не так, а уж о том, чтобы войти куда без стука, не могло теперь быть и речи, и, если он забывал когда об этом, сигнальный визг немедленно отбрасывал его на прежние позиции. Пуще же всего Федот Евграфыч страшился намеков и шуточек насчет возможных ухаживаний и поэтому всегда ходил, уставясь в землю, словно потерял денежное довольствие за последний месяц.

Да не бычьтесь вы, Федот Евграфыч, - сказала хозяйка, понаблюдав за его общением с подчиненными. - Они вас промеж себя стариком величают, так что глядите на них соответственно.

Федоту Евграфычу этой весной исполнилось тридцать два, и стариком он себя считать не согласился. Поразмыслив, он пришел к выводу, что все это есть меры, предпринятые хозяйкой для упрочения собственных позиций: она-таки растопила лед комендантского сердца в одну из весенних ночей и теперь, естественно, стремилась укрепиться на завоеванных рубежах.

Ночами зенитчицы азартно лупили из всех восьми стволов по пролетающим немецким самолетам, а днем разводили бесконечные постирушки: вокруг пожарного сарая вечно сушились какие-то их тряпочки. Подобные украшения старшина считал неуместными и кратко информировал об этом сержанта Кирьянову:

Демаскирует.

А есть приказ, - не задумываясь, сказала она.

Какой приказ?

Соответствующий. В нем сказано, что военнослужащим женского пола разрешается сушить белье на всех фронтах.

Комендант промолчал: ну их, этих девок, к ляду! Только свяжись: хихикать будут до осени…

Дни стояли теплые, безветренные, и комара народилось такое количество, что без веточки и шагу не ступишь. Но веточка - это еще ничего, это еще вполне допустимо для военного человека, а вот то, что вскоре комендант начал на каждом углу хрипеть да кхекать, словно и вправду был стариком, - вот это было совсем уж никуда не годно.

А началось все с того, что жарким майским днем завернул он за пакгауз и обмер: в глаза брызнуло таким неистово белым, таким тугим да еще восьмикратно помноженным телом, что Васкова аж в жар кинуло: все первое отделение во главе с командиром младшим сержантом Осяниной загорало на казенном брезенте в чем мать родила. И хоть бы завизжали, что ли, для приличия, так нет же: уткнули носы в брезент, затаились, и Федоту Евграфычу пришлось пятиться, как мальчишке из чужого огорода. Вот с того дня и стал он кашлять на каждом углу, будто коклюшный.

А эту Осянину он еще раньше выделил: строга. Не засмеется никогда, только что поведет чуть губами, а глаза по-прежнему серьезными остаются. Странная была Осянина, и поэтому Федот Евграфыч осторожно навел справочки через свою хозяйку, хоть и понимал, что той поручение это совсем не для радости.

Вдовая она, - поджав губы, через день доложила Мария Никифоровна. - Так что полностью в женском звании состоит: можете игры заигрывать.

Старшина промолчал: бабе все равно не докажешь. Взял топор, пошел во двор: лучше нету для дум времени, как дрова колоть. А дум много накопилось, и следовало их привести в соответствие.

Краткое содержание А зори здесь тихие

Действие происходило в мае 1942 года в российской глубинке. На 171-м железнодорожном разъезде велись позиционные бои. После немецких бомбежек поезда там перестали останавливаться, уцелело всего 12 дворов. Во всех частях страны шла отечественная война. По сравнению с другими разъездами, на 171-м был «курорт». Командиром разъезда был назначен старшина Федот Евграфыч Васков . Несмотря на то, что у него было только 4 класса образования, он был опытный командир. Жена его оставила и ушла к полковому ветеринару, а сын вскоре умер. Солдаты, прибывающие на разъезд, со временем расслаблялись и начинали «пить да гулять». Командиру это не нравилось, и он все время писал рапорты с просьбой прислать ему «непьющих» бойцов.

В конце концов, прислали ему девушек-зенитчиц. Сначала Васков даже не знал, как ими командовать, а они посмеивались над ним. Старшей по взводу была Рита Осянина . Её мужа убили немцы на войне, а сын Альберт жил у ее матери. Сама Рита выучилась в полковой зенитной школе и мечтала отомстить за мужа. Она всей душой ненавидела немцев. К девушкам своего отделения относилась строго и вообще держалась особняком. Вскоре в отделение прислали новенькую - стройную красавицу Женю Комелькову .

Судьба этой рыжеволосой девушки сразу же перечеркнула «исключительность» Риты, которая после общения с Женькой немного оттаяла и стала мягче. Родных Женьки расстреляли год назад на ее глазах. После этого она пошла на фронт, где за ней ухаживал женатый полковник Лужин. Когда это дошло до начальства, за полковника всерьез «взялись», а Женю отправили в другой, более подходящий отряд. По натуре она была общительной и веселой. С ней даже суровая Рита улыбалась и пела песни. В отряде ее сразу полюбили.

Вскоре заговорили о переводе отряда на разъезд. Рита попросила отправить ее отделение, так как недалеко от разъезда жили ее мать с сыном. Она хотела хоть иногда навещать их, носить им продукты. Как-то, возвращаясь от них на рассвете, она заметила двух немцев в лесу. Она доложила об этом Васкову, а тот приказал собрать отряд и направиться к железной дороге. Решено было идти коротким путём, который лежал через болота. С собой он взял Риту, Женьку и еще трех девушек - Соню Гурвич , Галю Четвертак и Лизу Бричкину . Судьбу этих девушек нельзя было назвать легкой.

Лиза была дочерью лесника с Брянской области. Всю жизнь она ухаживала за больной матерью, из-за чего даже школу не смогла окончить. Однажды у них гостил охотник, который пообещал помочь Лизе с поступлением в техникум и местом в общежитии. Но так и не успевает Лиза поступить на учебу, так как началась война и она попала в зенитную часть. Ей нравится старшина Васков за немногословность и «мужскую основательность».

Соня Гурвич была из большой и дружной семьи. Она была из Минска, но училась один год в Московском университете. Там же она встретила свою первую любовь, но он ушел добровольцем на фронт. Соня хорошо знала немецкий и хотела стать переводчицей. Но переводчиков хватало, поэтому ее взяли в зенитчицы. Её семья так и осталась в Минске, но скорее всего никто из них не выжил. Галя Четвертак была из детского дома. Училась в библиотечном техникуме, а на третьем курсе началась война.

Сам Васков был 32 лет отроду, но чувствовал себя намного старше, так как стал кормильцем семьи уже в четырнадцатилетнем возрасте. Когда ему было 20, он пошел в армию и с тех пор свято чтил устав. Все в жизни мог пояснить с помощью устава. Он как старшина знал свое место: старше рядовых, ровня майорам и младше любого полковника. Жена у него была легкомысленной, гулящей. Когда он с ней развелся, то сына своего отсудил и отправил к матери. Но мальчик умер еще до войны.

Перед тем, как отправиться к Синюхиной гряде Васков обучил девушек, как правильно наматывать портянки и как давать условные сигналы. Отрядом они перешли трясину и благополучно добрались до озера. Затаившись там, стали ждать немцев. Поутру те появились, но их было не два, а целых шестнадцать. Пока они не добрались до отряда Васкова, он отправляет Лизу, как самую способную, за помощью к своим. Но по дороге Лиза оступилась и утонула в болоте. Об этом никто не знал и все ждали подмогу.

Тем временем Васков решает обхитрить немцев, чтобы выиграть немного времени до прихода подкрепления. Изображая лесорубов, всем отрядом они громко поют, жгут костры, рубят деревья. Напуганные немцы меняют маршрут и идут к Легонтову озеру, а отряд меняет место расположения. На прежнем месте Васков оставил свой кисет, за которым отправилась Соня. Однако по дороге она наткнулась на двух немцев и погибла. Васков с Женькой догнали этих немцев и убили их.

Вскоре оставшиеся в живых бойцы натыкаются на остальных немцев и завязывается встречный бой. Отряд, загородившись кустами и валунами, нападает первым и немцы отступают. Галя боится идти дальше, так как смерть Сони оставила в ее душе неизгладимый след. Девушки обвиняют ее в трусости, но старшина берет ее с собой в разведку, для поднятия духа. Он считает, что это не трусость, а банальная растерянность. Напуганная Галя по приказу Васкова прячется в кустах, но в самый ответственный момент выдает себя и бросается прямо на автоматчиков. Ее убивают.

Старшина решает, во что бы то ни стало спасти других девушек и с трудом убегает от пуль немцев. Сквозь окутанный туманом лес он добегает до болота, в котором замечает юбку Лизы и понимает, что она утонула. Теперь помощи ждать было неоткуда. Наткнувшись на двух часовых немцев, он убивает одного из них и двигается дальше в поисках Риты и Жени. Им предстоит последний бой, не из легких. Во время неравной борьбы было убито несколько немцев и смертельно ранена осколком гранаты Рита. Пока Васков оттаскивает ее в безопасное место, Женька отстреливается и уводит немцев в другую сторону. Ее убивают.

Рита, понимая, что ее рана смертельна, не хочет мучиться от боли и просит у Васкова пистолет и стреляет себе в висок. Перед смертью она просит позаботиться о ее сыне. Похоронив девушек, он направляется в лагерь немцев. Одного из них он убивает, а остальных берет в плен. Раненный в руку старшина, из последних сил, ведёт пленных к своим, и теряет сознание, когда видит бегущих навстречу бойцов Красной армии. Как и просила Рита, он берет на себя ответственность за ее сына Альберта и усыновляет его. Спустя много лет они вдвоем приехали на место, где погиб весь отряд и поставили отважным девушкам памятник.

Сюжет

Основной сюжетной линией повести является разведывательный поход героев произведения. Именно во время похода происходит познание характеров героев друг другом, проявляется героизм и любовные чувства.

Действующие лица

Федот Васков

Экранизации

Повесть была экранизирована в 1972, 2005 и 2008 годах:

« » - фильм режиссёра Станислава Ростоцкого (СССР, 1972).
« » - фильм режиссёра Мао Вэйнин (Китай, Россия, 2005).
«А зори здесь тихие» - телесериал (Россия, 2008).

Театральные постановки

Кроме того, повесть была поставлена и в театре:

Московского Театра на Таганке , режиссёр Юрий Любимов (СССР, 1971);
«А зори здесь тихие» - опера Кирилла Молчанова (СССР, 1973).
«А зори здесь тихие» - спектакль Борисоглебского драматического театра им. Н. Г. Чернышевского (Россия, 2012).

Издания

Борис Васильев «А зори здесь тихие...». - Карелия, 1975. - 112 с. - 90 000 экз.

Борис Васильев «А зори здесь тихие...». - ДОСААФ, Москва, 1977.

Борис Васильев «А зори здесь тихие...». - Правда, 1979. - 496 с. - 200 000 экз.

Борис Васильев «А зори здесь тихие...». - Советский писатель. Москва, 1977. - 144 с. - 200 000 экз.

Борис Васильев «А зори здесь тихие...». - Дагучпедгиз, 1985. - 104 с. - 100 000 экз.

Георгий Березко, Борис Васильев «Ночь полководца»,«А зори здесь тихие...». - Правда, 1991. - 500000 с. - ISBN 5-253-00231-6

Борис Васильев «А зори здесь тихие...». - 2010. - ISBN 978-5-17-063439-2

Борис Васильев «А зори здесь тихие...». - Эксмо, 2011. - 768 с. - 3000 экз. - ISBN 978-5-699-48101-9

Борис Васильев «А зори здесь тихие...». - Астрель, 2011. - 576 с. - 2500 экз. - ISBN 978-5-17-067279-0

Борис Васильев «А зори здесь тихие...». - АСТ, 2011. - 576 с. - 2500 экз. - ISBN 978-5-271-28118-1

См. также

Ссылки

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "А зори здесь тихие (повесть)" в других словарях:

- «А зори здесь тихие» повесть Бориса Васильева (1969). «А зори здесь тихие» опера Кирилла Молчанова (1973). «А зори здесь тихие» фильм (СССР, 1972) режиссёра Станислава Ростоцкого. «А зори здесь тихие» фильм (Китай, 2005)… … Википедия

- «А зори здесь тихие» повесть Бориса Васильева (СССР, 1969), а также: Экранизации «А зори здесь тихие» фильм режиссёра Станислава Ростоцкого (СССР, 1972). «А зори здесь тихие» фильм режиссёра Мао Вэйнин (Китай, Россия, 2005). «А… … Википедия

У этого термина существуют и другие значения, см. А зори здесь тихие. А зори здесь тихие … Википедия

А зори здесь тихие (фильм, 1972) У этого термина существуют и другие значения, см. А зори здесь тихие (значения). А зори здесь тихие … Википедия

А ЗОРИ ЗДЕСЬ ТИХИЕ, СССР, киностудия им. М. Горького, 1972, цв.+ч/б, 188 мин. Военная драма по одноименной повести Бориса Васильева. Фронтовик Станислав Ростоцкий экранизировал повесть Бориса Васильева «А зори здесь тихие» со светлой печалью о… … Энциклопедия кино

Жарг. шк. Шутл. Повесть Б. Васильева «А зори здесь тихие». БСПЯ, 2000 … Большой словарь русских поговорок

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Васильев. В Википедии есть статьи о других людях с именем Васильев, Борис. Борис Васильев Имя при рождении: Борис Львович Васильев Дата рождения: 21 мая 1924(1924 05 21)… … Википедия

Литература Многонациональная советская литература представляет собой качественно новый этап развития литературы. Как определённое художественное целое, объединённое единой социально идеологической направленностью, общностью… … Большая советская энциклопедия